Родители убедили меня, что их желания - это мои желания. Помпезность этой фразы наверняка через день покажется мне глупой, но это тот сухой факт, вывод, который я бы описала иначе в нескольких абзацах, но в самом конце вы бы помнили только одно это предложение, обобщающее весь текст. Я лишаю вас мучения (или удовольствия?) читать литературные изыски и просто вверяю это переживание в лоб и как есть.

Родители долгое время убеждали меня, что их желания - это мои желания, они монументальны и неизбежны, как неизбежны стереотипы, неизбежно само существование родителей, неизбежен конец после начала.

Однажды случилось, и случилось это совсем недавно (и если я уточню, вы удивитесь насколько), но я перестала стыдиться своих переживаний и чувств. Я знаю, что множество людей не ведают такой беды и окажись такой среди читающих это прямо сейчас, то знай и помни, что ты невероятно везучий и удачливый человек, и я желаю тебе оставаться таким же открытым и никогда не сомневаться в себе и в верности своего пути.

Но если говорить обо мне и моём существовании и не распадаться на долгие нудные истории, которые возможно я расскажу когда-нибудь, хотя они наверняка и не отличаются уникальностью, - я росла в очень отчужденной, пусть и порядочной семье. Мы не говорили по душам, не говорили в конце звонка "люблю тебя", не целовали друг друга в щеку на прощание, а точнее бросили это как только достигли сознательного школьного возраста, мы просто жили семьей, и ничего нас не связывало помимо отношений отец-мать-дочь-сестра.

И-и... все же будет одна история, но не всецело принадлежащая мне. Она принадлежит моей старшей сестре, среднему ребенку в нашей семье, ещё была одна сестра старше моей старшей сестры, а значит, во избежании путаницы, назовем её сестрой "средней", пусть мне и не нравится как это звучит, потому что она была и остается моей самой любимой сестрой.

Средняя сестра всегда была "другой", во многом из-за того что неизбежно сравнивалась со старшей. Нет, не так чтобы об этом говорилось и из-за этого скандалили, просто я это так подозреваю. И в этом ужасном сравнении менее любимым ребенком была она. Она это знала и много горевала из-за этого, старшая же только усугубляла ситуацию своей ненавистью и вспышками гнева. После каждой из многочисленных вспышек гнева, средняя сестра истерила и плакала, старшая чувствовала себя победительницей. И мне, маленькой, между ними, было так грустно и больно за слезы средней сестры. Я инстинктивно по детской доброте и участии становилась на её сторону, убеждала старшую прекратить, успокоиться. И, в конце концов, когда все заканчивалось, мы со средней сестрой оставались в этом неловком молчании, она - в слезах, стесняясь их, прятала их в ладонях, в подушку, в сторону. А мне очень хотелось её просто обнять, сказать, что я её жалею, люблю, и что мне тоже очень грустно и прямо сейчас я хочу, честно говоря, поплакать вместе с ней.

Но реальность прошлого была такова, что была н е л о в к о с т ь. И всё. Не могу сказать, что корни этой болезни и её последствия настолько неотвратимы и непобедимы, я даже не могу назвать это травмой или как-то более ужасающе. Нет, это просто было и, я уверена, это распространено. Такая-то неприятная особенность воспитания.

Итого, вы узнали, что я и сказала в начале: я росла в очень отчужденной, пусть и порядочной семье. И всё это привело к тому сухому факту, что я изложила ещё раньше. Незаметно, убеждения "о будущем" родителей вдруг стали моими, и тяжесть этой ноши лжи и полного непонимания почему всё так происходит вкупе с молчанием, с неловкостью, которая мешала начаться хоть какому-либо честному разговору - всё это было мне настолько отвратительно, что я протестовала. Против всего. Нет, не хочу. Нет, не хочу. Наверное, меня можно было бы прозвать нехочухой, если бы только обстоятельства не были столь немилыми и несмешными, как это прозвище. Я была ужасной дочерью. Но я не чувствую вины за это. Потому что не умею чувствовать вину вообще или потому что в этом нет моей вины? Кто знает.

Комментарий к себе: вопрос себе на будущее: умею ли я чувствовать вину?

Теперь, когда граница сломана, и я чувствую как мои переживания, вырываясь в слова не только на бумаге, но и обретая плотность в звуке, доходя до ушей, которым они предназначены - я понимаю, что всё было обманом. Я ничего не хотела. Я не хотела становиться студентом, потому что нужно работать, потому что нужно зарабатывать, я не хотела следить за собой, потому что так надо, я не хотела вести себя порядочно, потому что родителям иначе будет стыдно. Но я всегда хотела и хочу. И у меня теперь есть силы признать эти вещи себе, своим родителям, своим сестрам.

Я хочу быть ученым человеком. Я хочу быть умным человеком. Я хочу узнавать вещи от опытных и интеллигентных людей. Я хочу стать такой же и даже лучше. Я хочу быть самостоятельной, приходить домой, слушать тишину, встречать рассвет, пить кофе, устраивать танцы, разбрасывать вещи и после наносить порядок. Я хочу вести свой мир в коробке так, как я того пожелаю. Пусть и немножечко боюсь. Я хочу быть здоровой и хочу быть привлекательной. Потому что я чувствую себя такой. Я хочу наконец действовать так, как мне заблагорассудится, потому что я никогда не бываю безрассудна или легка на риск. Я знаю, какая я. Много плохого, много хорошего, много редкого. Я не хочу это терять. Не в борьбе с родителями, которые мне не враги, пусть и превратились для меня в них на столькие годы.

Только бы если я поняла это раньше.

Вот что мне хочется сказать позже, когда всё это озарение и подъем чувств канет в небытие, но я вернусь и прочитаю эту запись - и пойму насколько далеко я продвинулась, что даже и не помню как пришла к собственному взрослению.